Еще багряный конь Утренник-Пирфорос не отошел от ночных яслей, когда юноши-герои и Асклепий накинули на плечи шкуры вепрей, надвинули их клыкастые головы на темя, взяли в руки пастушьи посохи и двинулись с Хироном в горы, на самую вершину Пелиона, чтобы прочесть при восходе Сириуса волшебные письмена дождя.
Никогда не спит соловей. И пока юные герои поднимались в полумгле лесами на вершину Пелиона, пел соловей -- и один, и другой, и третий -- пел о волшебных письменах дождя, которыми записано, как у девушки Филомелы отрезал свирепый насильник язык и как обратили ее боги в соловья, чтобы даром соловьиных песен вознаградить ее за исчезнувший человечий язык. С той поры опьяняющим зельем звуков исцеляла соловьиная песня тех, кто болен утратой.
Сказал Хирон своим питомцам:
-- Исцеляйте раны пением. О таком исцелении пением говорят нам письмена дождя.
Так взошли они на вершину Пелиона. Говорили пастухи овец:
-- Будто в эту пору, после восхода Сириуса, дождит Зевс-тучесобиратель.
И в каплях волшебного дождя на Пелионе скрыты мысли Зевса. Кто прочтет их, тот будет мудр и счастлив.
Но Хирон, сын Крона, говорил своим питомцам иное:
-- Учитесь читать письмена дождя, как читают его птицы, звери и травы. На птичьем, зверином и травяном языке бегут с неба на землю дождевые письмена. Кто прочтет их, тот узнает тайны исцеления. Будут ему ведомы волшебные заговоры. Откроет он тайну каждой былинки и каждого корня, и листа и ягоды, и всех соков и плодов на деревьях, и станет он врачевателем смертных племен. Только знаки лучей не таятся в дожде. Язык солнца и звезд -- иной. Он -- для бессмертных. Кто прочтет знаки лучей, тот откроет тайну вечной жизни.
И сказал мальчик-бог Хирону:
-- Я хочу прочесть и знаки лучей.
Полубогу Фениксу выжгли глаза.
Тогда герой-полубог Пелей взял за руку друга и сказал:
-- Мы пойдем на Пелион, к учителю Хирону. Он -- исцелитель. И пошли.
Осторожно ступал Феникс, подобно зрячему, вдруг попавшему ночью в незнакомое ему жилище, в котором темно.
И пришли Пелей и Феникс к Хирону.
-- Вот и я, отец,-- сказал Пелей.-- Я к тебе на Пелион из Калидона. Слыхал я о вашем Железном Вепре, но и Калидонский Вепрь был не хуже.
-- Рад тебе, что вернулся зрячим. Но с тобою, вижу, слепой Феникс.-- И
Хирон заглянул в выжженные глаза слепого. Спросил:
-- Феникс, Феникс, где твои глаза? И ответил Феникс:
-- Я слеп.
И спросил Феникса Хирон:
-- Раньше, Феникс, ты не был слепым?
-- Я был зряч, Врачеватель. Но Хирон покачал головою:
-- Многим кажется, что они зрячи. А у них только слепота зрячести. При всей своей зрячести они слепцы. Не лучше ли тебе остаться слепым и познать, как слепой провидец Тиресий, зрячесть слепоты? Многие слепые более зрячи, чем не слепые.
Ответил Феникс:
-- Я хочу иметь свои глаза, Хирон, а не глаза богов, подателей прозрения. По мне, лучше своя слепота зрячести, чем чужая зрячесть слепоты. На мой краткий срок жизни мне было довольно и моих человечьих глаз. -- Хорошо,-- сказал Хирон и повернул его лицом к солнцу.-- Стой и смотри, Феникс, в самое солнце. Смотри в самое солнце и люби солнце. Будешь любить солнце, и пошлет тебе Гелий свой солнечный глаз с неба. Но только умей любить солнце, крепко любить! Стоит Феникс, смотрит Феникс в солнце, как велел ему Хирон. Щекочут лучи ему глазницы, и только. Набежало облачко. Закрыло темно-сизое облачно солнечный блеск и свет. И ушло облачко.
А Феникс все смотрит в самое солнце да смотрит.
Долго смотрел Феникс.
-- Что же,-- спросил его Хирон,-- ты все еще слеп, Феникс?
-- Слеп, учитель.
-- Значит, мало ты любишь солнце. Люби больше, и пошлет тебе Гелий с
неба свой солнечный глаз.
Снова стоял Феникс. Снова смотрел выжженными глазницами в самое солнце и все же оставался слепым.
Тогда отвел его Хирон к краю поляны, где обрыв, и сказал:
-- Не умеешь ты, Феникс, любить солнце жизни. Не получишь ты в дар, как счастливцы, от Гелия солнечных глаз с неба. Что ж, где дар с неба не падает, там надо счастья достигать трудом: не дар -- так только труд. Подожди до утра.
Ранним утром, когда голубка, как всегда, принесла Хирону в пещеру в своем зобе каплю амброзии, бережно принял на лепесток этот дар Гесперид чудесный врачеватель и, как жемчужину, скатил ту каплю бессмертия с лепестка в чашечку цветка, полную ночного нектара, и смешал их. Затем из груды драгоценных камней (а таких груд было немало на мху в пещере) выбрал опалы, голубую бирюзу и синие сапфиры. Взвесил их в горсти, перетер в каменной ступке пестом в порошок, обрызнул порошок россыпью песку золотого и месить стал эту смесь в розовом масле, эфирном, густом и легком. Из утренних фиалок, из полуденных роз, из вечерних нарциссов и ночных маттиол добывали это масло нимфы лугов и лесов. Стянулась смесь тестом. Два глаза вылепил из теста Хирон, вложил в каждый глаз по осколку кристалла и в каждом сделал по ямке. Совсем глаз как глаз, но еще слепой. А вот влил в те ямки Хирон из чашечки цветка смесь амброзии с цветочным нектаром и сверху прикрыл те ямки каплей вина от первых лоз Диониса. Стояли поодаль полубоги -- юные герои и красавица Меланиппа и смотрели. Но рядом с врачевателем Хироном, распахнув так широко ресницы и не отрывая глаз от рук кентавра, стоял Асклепий -- мальчик-бог. Голубая змейка обвивала кисть ребенка, и с нею играли его пальцы. А над обрывом, у края поляны, сидел слепой и слушал жизнь. Как много в ней неведомых ему прежде голосов!
Сказал Хирон:
-- Встань, слепой. Пойди навстречу своим глазам.
Встал Феникс и пошел на голос.
Он шел, а зелено-золотая муха кружилась, жужжала перед его- лицом, вглядываясь так любопытно, назойливо и жадно всеми своими мушиными глазами в глазницы слепого, в их свежие язвы меж струпьев век. Сердилась суетливая муха: так много хлопот в жизни у зелено-золотой мухи. И знать ей хотелось, и урвать ей хотелось: ведь мухе нужно!
Вложил Хирон в глазницы Феникса глаза и повернул его опять лицом к солнцу:
-- Смотри, Феникс.
И когда веселый солнечный луч кинулся шаловливо к глазам слепого,
откусил Хирон осколком кристалла кончик луча, расщепил тот кончик надвое и
впустил в оба глаза слепцу по лучику-отщепку. Заиграли золотые
песчинки-искорки в глазу. Заголубел эмалью опал с бирюзою, засиял сапфир,
напились лучики-отщепки вина и амброзии, опьянели, ударились о кристаллики,
что вложил в ямки Хирон, и кинулись опрометью из глаз обратно к солнцу,
перепутав пути.
И тут вскрикнул Феникс:
-- Ушла тьма от меня, Хирон! Я тебя вижу. Я прозрел. Но Хирон-врачеватель снова покачал головой, как прежде, и, смахнув с крупа конским хвостом зелено-золотую муху, сказал:
-- Еще рано. Это твой глаз видит солнце, а ты сам еще солнце не видишь. Не вошло оно в твое сердце, не осталось там горячим лучом. Только любящий солнце зряч. Но можно прожить и так, полузрячим. Чтобы стать зрячим, научись любить солнце, как любит солнце Асклепий.
Улыбнулся мальчик-бог, победитель Железного Вепря, в ответ на слова Хирона. Обнял конскую ногу бессмертного кентавра, прижался к ней и, запрокинув назад голову, сказал:
-- Да, отец, я и змейка -- мы любим солнце. И огромный Хирон, сын Крона, поднял человеческой ладонью мальчика с земли и посадил его себе на конскую спину. А потом так весело заржал человечьим ртом ему в утеху и пошел широкой иноходью с богом-ребенком на спине туда, вверх по тропе, в леса и луговины Пелиона. Тут крикнул Меланиппе Актеон:
-- Поскачем и мы, Меланиппа!-- и положил ей на спину ладонь, на то место, где ямка у конского крупа.
Сверкнули друг на друга глазами искоса Меланиппа и Актеон и взяли броском с места вскачь. Славный бросок, Хиронов! А вслед за ними вдогонку сорвались две птицы с дерева, а за птицами -- два Ветра. Да где им! Разошлись герои и гости кто куда. Один Феникс остался на поляне. Опустился он одиноко на траву под платаном-исполином и задумался. Видят мир глаза, да не так видят его, как прежде, а еще и по-иному: невидимое видят; не одну простую правду видят, но и правду чудес. Верно, эти чудо-глаза -- не просто глаза. Но зачем ему видеть невидимое? Не титан он, не бог.
Лучше видеть мир попросту, как все зрячие. И снова задумался прозревший Феникс.