|
|
У грота близ потока, где пестовала
Окирроэ Асклепия, сказал ей
мальчик-бог, победитель Железного Вепря:
-- Окирроэ, я рожден в огне костра, в котором Аполлон сжигал мою мать,
титаниду Корониду. Меня вырвал Аполлон из огня и принес к тебе, Окирроэ. Ты
кормишь героев сырым сердцем вепрей и львов и мозгом медведей, чтобы
отважными были их сердца и мысли. Но мне не нужны сердца львов. Мое сердце
забилось в огне. Оно огненное. О, как часто я чувствую, будто я ношу солнце
в груди! Не хочу я называться богом. Я хочу называться титаном.
Сказала Окирроэ:
-- Ты растешь, как бог, перегоняя время. Вчера ты был намного ниже.
И ответил Окирроэ мальчик-бог:
-- Мне надо спешить с ростом, Окирроэ. Некогда мне быть маленьким. Надо
сразу вырасти в большого титана. Моя мать титанида, и я чувствую, что я тоже
титан и только так себе бог. Я -- такой, как Хирон. Вчера я вкусил два корня
познания на Пелионе. И сказал мне Хирон: "Один корень познания сладок, но
плоды его горьки. Другой корень познания горек, но плоды его сладки.
Выбирай". И теперь я, Асклепий вчерашний, кажусь уже себе маленьким. Я,
Асклепий сегодняшний, со вчера на сегодня вырос: вижу то, что вчера не
видел, слышу то, что вчера не слышал. И себя сегодня я вижу другим...
Окирроэ, знаешь ты язык птиц и зверей? Могла бы ты с ними говорить?
Сказала Окирроэ:
-- Из моего потока пьют воду и звери, и птицы. Мне внятны их желания и
чувства. Но слов их не знаю. И без языка мы друг друга понимаем.
-- Окирроэ, я сегодня узнал их язык! Видел, как в лесу, в одряхлевшем,
высохшем дереве, умирала дриада. Дерево было без листьев, немое и голое, а
крутом все звенело от зеленого смеха листвы. Я услышал, что сказал заяц
зайчихе, когда умирала дриада. Не хотела она умирать. Из юной и прекрасной,
как ты, у меня на глазах она стала старухой, вся сморщилась, ссохлась -- и
казалась не дриадой, а куском коры, отпавшим от трухлявого дерева... Сказал
заяц зайчихе, что заяц живет вчетверо дольше вороны, а ворон живет втрое
дольше зайца; птица-феникс живет девять сроков, отведенных черному ворону, а
дриада -- только в десять раз дольше феникса. Это очень мало, Окирроэ...
Окирроэ! Когда я буду большим титаном, я решил сделать смертных героев
бессмертными. Уйдут они в мир мертвой жизни -- я верну их к жизни живой. Но
богом я быть не хочу.
Закрыла Окирроэ благоухающей ладонью рот мальчика-бога и сказала:
-- Опасно богу не хотеть быть богом. Опасно называться титаном. Крониды
их ненавидят, и Зевс низверг их молниями. Молчи о титанах, Асклепий, как
молчит сын Крона Хирон. Боги все слышат и мысли читают.
Ответил, смеясь, Асклепий:
-- Они могут прочесть мысли смертного. Я не смертный. Не прочел Кронид
мысль Прометея.
Но Кронид на Олимпе слышал слова мальчика-бога. Давно заметил с Олимпа
Кронид, как любит Асклепия-ребенка Хирон, и решил испытать мысль и мощь
мальчика-бога.
Большими открытыми глазами ребенка смотрел Асклепий пытливо в мир живой
жизни. Казалось, что глаза его всегда удивляются чуду жизни. Но что-то
грозное, как безмолвный гнев, как предвестие великой бури, стояло в этих
широко открытых глазах ребенка.
Сам того не зная, он жалел. Но в глазах его была не жалость. Было в них
нечто другое -- то, что так любил в них Хирон: понимание и солнечный свет --
благодатный, изливающийся в жизнь, полный огня и тепла. И казалось, будто
все уже понял Асклепий.
|
|